«Резать к чёртовой матери!» (с)

Медицинский триллер. Впечатлительным не читать!

То, что хмурое декабрьское утро 199-непомнюкакого года не задалось, я поняла, проснувшись от кошмарной боли в пояснице. Вдобавок то, что рвалось из меня наружу, оказалось вовсе не песней, а вчерашним ужином. Градусник своими «38и2» добавил сумятицы в попытки самостоятельно установить диагноз моему молодому тогда, всего лишь двадцати-с-небольшим-летнему организЬму, и поэтому в конце концов была вызвана «скорая». Фельдшер, наплевав на мелочи вроде мытья рук, ткнул пальцем моё скрюченное тело наугад в пару мест и поставил диагноз: «В больницу!».

Суетой и снующей толпой приёмный покой был больше похож на обшарпанный вокзал. Меня погнали по этапу кабинетам, собрали-отобрали анализы, просканировали УЗИ и вызвали консилиум аж из трёх хирургов, из которых вышла бы прекрасная копия «Богатырей». В целях диагностики каждый из этих Добрынь Никитичей хлопал меня по спине дланью шириной с эту мою спину и с живым интересом заглядывал в глаза: «Где больно?». Уже второму по счёту богатырю я абсолютно честно ответила: «Уже ВЕЗДЕ!». Заинтригованные симптомами хирурги решили оставить меня в больнице, и я потащилась в палату. С палатой мне повезло –трехместная, со своим санузлом – по тем временам это был практически «люкс». Проискав всего-то час сестру-хозяйку, я получила постельное белье и вскарабкалась на высоченную кровать – как раз наступила ночь. Но поспать мне не удалось: одной соседке по палате являлись архангелы, другая роняла стулья.

Наутро невыспавшаяся я потащилась в столовую на завтрак, в коем мне было категорически отказано: «А вам предписан «голод». Кроме голода и недосыпа я внезапно ощутила, что в моём организме ничего не болит, и, обрадованная этим открытием, побежала к больничному телефону-автомату звонить матери с требованием немедленно меня отсюда забрать! Мать ответила: «Я борщ варю, вот доварю и приеду». Только я уселась на кровати с книжкой ждать вызволения, как пришёл очередной Илья Муромец, то есть хирург, осмотрел мой язык и со словами: «Не есть-не пить-читать книжку» удалился. Ну я плечами пожала, в книжку уткнулась – снова «здрастье!», в палату въезжает каталка и медсестра командует: «Раздеться догола и лечь». Дали подписать невнятную копию бланка, где в расплывающихся буквах я с трудом разобрала, что обязуюсь не предъявлять претензий, ежели помру во время операции. И вот под мои причитания, мол, «за мной мама едет, вы что, вы меня куда?» меня уже везут в операционную. Хорошо хоть ню на каталке одеялом накрыли, а то ведь мою подругу в такой же ситуации провезли голышом по всей больнице.

В операционной стряхнули с каталки – марш на стол! Не знаю, на кого рассчитаны эти столы, но неширокая в ту пору моя сущность еле уместилась на нём.
Лежу, интерьеры разглядываю, мёрзну и как никогда понимаю Хоботова: «Я лежал на столе, обнаженный и беззащитный, со мной могли сделать все, что угодно!» (с). Медсестра сжалилась, укрыла простынями. Я согрелась и размышляю, что деваться некуда, хоть высплюсь под наркозом-то. А тут и хирург, который Илья Муромец, руки так потёр в предвкушении и медсестре указывает: «Пойди в ординаторскую, там такой мелкий лохматый мультики смотрит – скажи, пусть идёт аппендикс резать». Пришёл этот мелкий и лохматый, уколов в меня натыкал. Хирурги между собой болтовню развели, один другому жалуется на дороговизну сапог, что себе его зазноба приглядела и требует. Мне лежать неудобно и скучно– руки приказали за голову завести, они затекли, и голова почему-то ниже ног оказалась, да еще тряпку поперек стола натянули, мне ничего и не видно. Хирурги ко мне всё с какими-то дурацкими вопросами пристают, мол, что чувствуешь? А я ж мечтаю поспать! Не выдержала и говорю: «Надоело мне тут лежать, пойду я». А они такие: «И куда ты с распоротым животом собралась? Операция-то давным-давно идёт» Вот тут мне ещё сильнее захотелось удрать, ага, и воображение у меня богатое… Как заору: «А наркоз?!!!!!» А они в ответ ржут: «А зачем тебе наркоз?» (братец мой мелкий потом разочарованно спрашивал: «И ты не попросила показать тебе отрезанный аппендикс?!»).

Но через какое-то время заподозрила я неладное: что-то слишком долго эта катавасия продолжается, что-то они голоса понизили, перешёптываться стали. Долетают до меня только обрывки фраз: «анестезиолога?... не выдержит..» И тут мне говорят, что сейчас будет «немножечко больно, потерпи»...
Ойёёёё! Они ж меня даже к столу не привязали, и я чуть не слетела с него. Тощий меня держит, здоровый режет, а я ору, дрыгаюсь, и только эхо моих воплей разносится по соседним операционным. Боль была жуткая, как будто меня проткнули насквозь раскаленным штырём. Оказалось, что аппендикс был как-то сложно повёрнут и не туда загнут и поэтому давал такие странные симптомы, да ещё в последней стадии воспаления, еще чуть-чуть, и перитонита мне было бы не избежать. Не наркоз, но какой-то укол сделали мне всё-таки, и я стала моментально засыпать, сквозь полусон помню, как переложили меня на каталку, как привезли в палату, где ждала озадаченная мать – она же ничего не знала про операцию, я не успела ей еще раз позвонить. Я ей помахала рукой: «Привет, а меня взрезали» и вырубилась. Уже к вечеру мне сказали вставать и разрешили попить.

Утром я поползла, держась за стенку, на перевязку. А время было, напоминаю, 90-е, и на перевязку надо было ходить со своими пластырями-салфетками. А мне их еще родственники не привезли. И вот в первую перевязку салфетки мне приклеили… скотчем. Узким прозрачным скотчем. Не помню, сами мы покупали лекарства или всё-таки нашлись препараты в больнице, но последующие утренние пробуждения начинались одинаково: в 6 утра включался свет, пациенты утыкивались градусниками, а их задницы - шприцами.
На первые три дня мне была назначена строгая диета: бульон и сырое яйцо, всё без соли. А лежачей соседке по палате было прописано усиленное питание, и родственники кормили ее домашними супами и прочими вкусностями. Я всегда спешно выметалась вон на это время, из опасения захлебнуться слюной после своих-то «обедов». А вообще в больнице на удивление вкусно кормили– это я оценила уже после, когда мне разрешили обычное питание.

Стояли морозы, в оконные щели зверски дуло, и милые люди – родственники той лежачей – заклеили половину окна, ровно ту, что была ближе к ней. Мне же, чтобы не простудиться, пришлось перелечь ногами к окну в ожидании своих родных, которые заклеили другую половину.
Медсестра дала мне совет побольше ходить, подвязав живот чем-нибудь, чтобы не было спаек. И я наматывала круги по коридорам, шаркая тапками, да так шустро, что некоторые даже завидовали.

На обходе зав. отделением, показывая на меня, докладывал главврачу почему-то с ноткой претензии в голосе: «А вот тут у нас наблюдается быстрое выздоровление». Еще бы – ведь мне так не терпелось поскорее убраться из этого заведения! И помыться! И наконец-то отоспаться!
По весне иногда начинает чесаться шов – напоминает…



Предлагаю делиться своими байками  из склепа больниц :))))