Экзистенциальные метания

Улитке, упорно ползущей

вверх по склону, посвящается




Есть у меня слабость, с которой бороться в последнее время все труднее и труднее: где-то в промежутке между кризисом среднего возраста и четвертой-пятой рюмкой стали появляться в моей голове всякие ненужные мысли. Подкрадываются они неожиданно, на мягких, как говорится, лапах, когда хотя бы на секунду остаешься один на один с собой, нагой и слабый, как в первые секунды жизни. Они наваливаются внезапно, когда поздним вечером возвращаешься один с работы домой по полутемным улицам, задумчиво пиная опавшие листья, или когда в разгар вечеринки нечаянно увидишь в зеркале комнаты для мальчиков свое отражение, неожиданно постаревшее и усталое, или когда под утро мучаешься впервые в жизни проявившейся бессонницей.

Мысли, признаюсь, преотвратные - а ты кто, собственно говоря, такой? а что ты все это время делаешь на этой планете? а стоило ли тебе вообще родиться на свет? - и так далее. Оставаться с ними один на один даже на пару минут страшновато – мгновенно вопьются в мозг и загрызут, зверюги, пользуясь моей слабостью и малодушием.


Давным-давно в каком-то научно-оченьпопулярном журнале я вычитал убившую меня информацию, что на четыре тысячи лет сознательной истории человечества (примерно две тысячи лет до рождества Христова и столько же - после) приходится каких-то 400 человек, признанных бесспорными гениями. Всего-навсего 400 человек, чьи мамы могут быть уверены, что их детки прожили жизнь не зря. Это, между прочим, 400 человек во всех странах мира - от Гренландии до Восточного Тимора. И во всех сферах деятельности - от архитектора первых пирамид до разработчика последней версии ICQ.


Вы только себе представьте масштаб бедствия – всего че-ты-рес-та гениев за всю историю, то есть в среднем по десять человек на один век. В какие-то урожайные столетия, вроде Ренессанса, они рождались погуще, а в эпоху переселения народов, например - пореже. В мой век (а я родился в середине второй половины прошлого века) уже успели отметиться Чарли Чаплин и Сальвадор Дали, Габриэль Гарсия Маркес и Хорхе Борхес, Пеле и Федерико Феллини, Михаил Калашников и Жорес Алферов, Борис Пастернак и Михаил Булгаков, Мария Калас и Дима Билан... Стоп, это уже двенадцать вместо десяти, а я только-только начал считать. Но уже очевидно, что втиснуться в

этот ряд обессмертивших себя людей мне никак не удастся.


Вот тут-то и кроется источник деструктивных мыслей, разрушающих мой кислотно-щелочной баланс и подкорку мозга (тут нужен грустный-прегрустный смайлик). Ведь если я уже точно не вхожу в топ-10 этого века и гарантированно не оставляю за собой ни одного следа на земле, как это сделали до меня триллионы предшествующих заурядностей и мещан, то зачем я вообще дергаюсь и напрягаюсь? Зачем страдаю из-за годовой оценки по химии в школе и нервничаю на очередном собеседовании при приеме на работу? Ведь в любом случае – с пятеркой или тройкой в году, с записью «мл.менеджер» и «ст.менеджер» в трудовой книжке - после неизбежной смерти я удобрю плодородный слой Земли одинаково ценным с точки зрения агрокультуры объемом гумуса.


Ну ладно, пусть лично со мной в этом плане все ясно. Но ведь вместе со мной также бессмысленно коптят небо еще шесть миллиардов абсолютно никчемных землян за исключением тех десяти моих современников, кого будущие историки таки запомнят. Всего лишь десятерых из нынешних шести миллиардов. Негусто, не правда ли? Миллионы людей ежегодно рождаются и учатся ходить, зубрят стишки про качающегося бычка и таблицы Брадиса, делают предложения руки-сердца и аборты, пишут анонимки и строят песочные замки. И все равно в конце концов умирают, не оставив за собой ничего, способного пережить хотя бы их собственное столетие. Ненужный шлак в печке истории, бесконечно и бессмысленно перегнивающий гумус. Не верите – гляньте на физиономии, окружающие вас в вагоне метро в час пик.


Очень тоскливо становится от таких мыслей долгими и темными ноябрьскими вечерами, когда по подоконнику за окном презрительно постукивает дождь, а в электронную почту письма приходят лишь от туповатых спамеров.


И вот знаете, какая мысль в итоге может спасти каждого из нас от безжалостного суда над самим собой, да и над всем человечеством тоже? Что помимо тех 400 философов и первооткрывателей, художников и композиторов, которые изобретали колесо и порох, открывали Америку и законы притяжения, расписывали Сикстинскую капеллу и сочиняли монолог Фауста, мировая история в итоге обязана оправдать существование еще минимум трех-четырех тысяч человек.
Отец Эдисона и дед Ньютона, мадам Аристотель и бабушка братьев Монгольфье. Все они, если присмотреться внимательно, тот же исторический гумус, как и миллионы их современников, но гумус добротный, на котором взросли и расцвели пышным цветом таланты авторов Илиады и таблицы Менделеева.


Согласитесь, что тот же отец Вильяма нашего Шекспира, хоть и бездушный был человечишко, даром что скорняк-неудачник, и сына всю жизнь третировал, а ведь с точки зрения истории будет поважнее всех остальных мастеровых-перчаточников вместе взятых. А как же матушка Джона Леннона и бабушка Альберта Эйнштейна? А чернокожий арап Ганнибал, и не подозревавший о талантах своего будущего правнука? Ведь и они, уверен, прожили на этом свете не зря, даже если и до самой своей смерти ошибочно считали наибольшей удачей в жизни покупку коровы или долгожданное вступление в купеческую гильдию.


Эта спасительная мысль очень утешает меня в минуты экзистенциальных метаний и дает хоть какой-то ответ на вопрос - зачем я живу на этом свете? Вера в то, что я – прадед будущего Моцарта или отец нового Леонардо да Винчи и хотя бы таким образом косвенно оправдываю свое существование на земле, очень помогает в реализации обязательных задач на жизнь – построить дом, посадить дерево, вырастить сына.