И ЛАМПА НЕ ГОРИТ, И ВРУТ КАЛЕНДАРИ

Сложно предположить, откуда у человека, который практически всю жизнь жил в собственном отдельно стоящем доме, появляется это странное щемящее чувство, когда он находится в пятиметровой кухне хрущевки.
Почему растрескавшиеся оконные рамы с непонятными задвижками, форточками, которые сначала не открыть, а потом невозможно закрыть, кажутся настолько знакомыми, как будто ты сейчас хорошенько поморгаешь и увидишь четкую картину - себя, маленькую в спущенных колготках, наблюдающую в окно за голубями.
Почему только на такую кухню может прийти соседка в свитере и колготках, снять крышку и сказать: «Грибной? Наливай».
Почему вкусно курить на маленьком балкончике, где на натянутых веревках сушится белье, и капли улетают в трехлитровые банки, которыми заставлено это крохотное пространство.
Можно сесть на корточки и наблюдать сквозь заржавевшие прутья как катаются на скейтах. Облезлый дом гармоничен, ему все равно: на скейтах, так на скейтах. А твое воображение или что-то еще само по себе переодевает их и заставляет играть в футбол.
В такой подъезд невозможно зайти без того, чтобы кто-то не выглянул. Выглядывающий сразу же определяет, к кому именно ты идешь. Не зря же он из этой двери сто лет выглядывает.
Даже в таких домах стоят домофоны, но код в подъезд не определит только очень ленивый. Кнопки затерты или вдавлены больше чем остальные. Иногда он написан ручкой на дверях, может, для самого рассеянного ребенка из подъезда. Но если ты не справился со всеми этими подсказками, всегда найдется бабка с первого этажа, которая отодвинет занавеску на половину окна, такую, как в поезде, и этот код подскажет.
Почему ты оказываешься в таком доме только в межсезонье, толи осень, толи весна. Пьешь на крестинах водку. В квартире жарко, окна запотели от варящейся на плите картошки, и ты знаешь, знаешь, что все это уже было, ты участвовал во всем этом. И где-то на заднем плане мелькают черно-белые фотографии, а на них женщины в пальто с чернобуркой и мужчины в норковых шапках.
Нет, ты хочешь жить в доме с огромными окнами, с широкими, низкими подоконниками-сидушками. Ты мечтаешь об огромной кухне, где с потолка свисают медные сковородки и кастрюли. У тебя все в порядке с головой. Но где-то, какая-то часть тебя тоскует по тому, чего в принципе в ее жизни и не было – растрескавшемуся кухонному окну в хрущевке.