Осторожно, Майя

Звонит, говорит: "Приезжай ко мне. Мне свекр полкабана притарабанил. Отбивных нажарю. Вино классное из Италии привезла. Хармса почитаем".
Приехала. Стоит бутылка водки и банка сайры. "Ой, ну какое вино, у меня лицо от него краснеет. Какие отбивные, да я не знаю, как к этой туше подойти вообще. Мне порыдать надо. Уже недели две не могу. И лицо морщу, и рыдания выдавливала, не получается. Вспоминала, как папа пьяный меня из садика забрал и не заметил, что я с санок упала. Сама домой дошла. После этого всегда реву. А тут никак. Сама понимаешь, надо что-то делать. Симптомы нехорошие».

Понимаю, потому что ни один на свете человек не рыдает так, как она. То, как она рыдала на первом курсе, надо заносить в книгу рекордов Гиннеса. Где-то раз в месяц она влюблялась до потери пульса, до сумасшествия. Она начинала с того, что писала предмету любви стихи. Потом она писала письма, заручившись цитатами из книги вроде «Кладезь мудрости». И рыдала, рыдала. Одну жертву, смутно подозревавшую о ее существовании, учащуюся на старшем курсе, она вызвала в коридор посреди лекции и с горящими глазами-растрепанными волосами вручила кулек семок со словами: «Из-за тебя я от перехода под дождем бежала».

Еще помнится, показательный пример, как однажды вечером она надела на себя все имевшиеся в общаге украшения – серьги, браслеты, кольца, бусы самых разных расцветок и конфигураций. Нанесла основательный боевой раскрас и удалилась.
Через полчаса ее за руку привел предмет любви и говорит: «Сижу к экзамену готовлюсь. Заходит, как сорока, вся блестит. Включила Агутина «Босоногий мальчик» и начала танцевать».

Первые разы я, конечно, пыталась рыдать вместе с ней. Слабонервный романтик, что ж возьмешь. Потом я очерствела душой и наблюдала за происходящим как юный натуралист. У жертв ее любви не было шансов. Они все как один влюблялись. Сумасшествие, оказывается, заразно. Сначала радостные влюбленные морды, а потом печальные концовки.
«Нет, ты представляешь, он не знает, кто такой Воннегут».
«Ты не поверишь, он сына хочет назвать Кондратом. Кондрат Прокурат. Ну не дурак?»
«Он взял вот такой ржавый гвоздь и бросил мне сюда в лоб. Посмотри, посмотри, ты ж его прикольным назвала».

Никто, никто не мог устоять перед этим эталоном элегантности – черные кружевные колготки, желтая юбка в горох и полосатый свитер. Если бы так оделась я, я бы даже до универа не добралась – меня взяли бы протокол составлять. А ей шло. Мужчины вообще видят только ее глаза. Думаю, только так можно объяснить факт знакомства с девушкой, одетой в платок, мужское пальто, не застегивающееся на беременном животе (ну а в чем собаку выгуливать). А может, человеку просто показалось, что сам того не зная он запустил машину времени и попал в глубокую осень 1942, в толпу беженцев.

А может быть то, что она абсолютно непредсказуема. То размышляет как Калигула, то как будто из страны фей прилетела. Это то, что я больше всего в ней люблю.  Если когда-нибудь на меня снизойдет озарение, что на самом деле я мужчина, заключенный в постылое тело женщины, или, скажем, пойму, что жизнь проходит мимо, и брошусь участвовать в оргии с Татьяной Тарасовой и сиамскими близнецами, то вполне возможны варианты:
«Я всегда знала, что ты мужчина, я просто это чувствовала. Мужчины лучше, умнее женщин». «С Тарасовой и близнецами? Тоже мне удивила. Вот помнишь одноногого вахтера и его сменщицу Нину Потаповну? Так я с ними, и не раз».
Или
«Да ты обалдела? Знаешь, сколько это денег стоит? И все для чего, чтобы по земле ходил еще один придурок?». «С Тарасовой? Да ты бы хоть близнецов постеснялась!»