У каждой бабы есть свои люляки

Я вот все думаю – почему ей с ним не жилось? Ну почему? Красивый же мужик, стройные ноги, широкие плечи, сильные руки – немного похож на Ван Дамма, если кому вдруг любопытно.

Она иногда смотрела из окошка их квартиры - первой за ее 34-хлетнюю жизнь квартиры, где сама хозяйка - как он идет по двору и прямо сердце обмирало, насколько хорош, зараза.

Он еще был первым мужчиной в Лелькиной жизни, который произнес: «Больше у тебя нет проблем. Все ТВОИ проблемы теперь решаю Я», и ведь не соврал! Все ее голодные обмороки в городе, где на каждом углу пахло кофе и копченостями, а в витринах торты самых причудливых видов, ушли в область прикольных рассказок. Она стала сыта. Всегда. Каждый день. Хотя по инерции еще прятала под подушку кусок хлеба где-то с пару месяцев.

С его появлением закончилась Лелькина полубездомность, проживание на каких-то птичьих правах рядом с людьми, которые больше всего хотели, чтоб она уже сдохла куда-нибудь в могилку и не отсвечивала больше.

Ей больше не приходилось носить странную одежку вроде голубых колгот или не знаю даже, как их правильно называть, гамашами, что ли. Их оставила в благодарность за вписку на найт хипповая герла Марьяна из Питера. Колготы были крупной вязки и рассчитаны на огромного человека, так что Лелька их подтягивала до подмышек, штанины подворачивала несколько раз и перетягивалась в талии ремешком. Получался типа комбинезон. И вот она носила его. Зимой – со свитером, летом – на голое тело. Так вот, он кончился вместе с обувкой, найденной в чужих сундуках на чужих чердаках или подаренной нами, друзьями.

Ну и главное – кончилась эта неприкаянность, никомуненужность и полнейшая растерянность. Рядом был человек, который любил и защищал, и дорожил ею, когда она сама уже почти перестала собой дорожить. Через неделю после их знакомства он уже все решил для себя и сообщил, что Лелька должна разводиться и идти замуж за него. И что уже ищет квартиру.

И вот она получила все, что, казалось бы, нужно нормальному человеку. Мало того, что любовь – без нее, понятное дело, вообще ничего бы не состоялось – но еще и все остальное.

Девочку со спичками подобрали на улице, где она замерзала, приодели, накормили, согрели, полюбили и поселили в дому. Да, у нее еще отобрали спички, чтобы пожара не наделала. Решили все ее проблемы. И вот тогда вдруг появились новые. Она затосковала по этим самым спичкам и по улицам, где может замерзнуть и по прочему, что, как оказалось, было важной частью ее жизни. В том числе, и по свободе устроить нехилый пожар и сгореть на фиг. Звучит ужасно пошло и совсем неточно, но другого определения не подобрать.

- Дура, кретинка, идиотка, - кричала мудрая подруга, - ты же любишь его?
- Да.
- Доверяешь?
- Да.
- А в чем дело, тупица?
- Понимаешь… тесно мне.

Он любил засыпать в обнимку, и поначалу Лельке это страшно нравилось. Такая защищенность, такой звериный уют, родное тепло… А через некоторое время она уже с трудом это выносила. Ей казалось, что поймали, пусть и любящие руки, но поймали, что нечем дышать. И хотелось вырваться. И она себя все время стыдила за это. Стыдила утром, стыдила среди бела дня и успевала постыдить еще перед сном. А потом принялась тихонечко выворачиваться.

Сначала просто спать ложилась позже и на самый краешек, а потом это «выворачивание» перекинулось на все остальное. Наверное, у нее самой сил бы не хватило на «уйти». Лелька говорила о себе «Я - тварь слабая и безвольная!». Но, оказывается, если ты уж слишком сильно настойчиво и заполошно вырываешься внутри себя, то включаются какие-то механизмы. И тебе помогают. Причем, они, эти механизмы мало разбираются, как и что нужно и, помогая, за фиг делать могут оторвать тебе ногу или снести полбашки.

Но ты вырвешься.

Покоцаный, безногий, с ощущением утраты – но на свободе. Лельку отодрало сразу, буквально в несколько дней, насильственно, грубо, так что кишочки торчали. Ничего, заросло почти все, зажило, как на собаке. И она никогда об этом не пожалела.

Так потом ее выдирало с работ, где было уже тесно и душно, но откуда бы сама она не ушла, из «дружб», которые сама бы не прекратила. И всегда за полной растерянностью, за ощущением «все пропало, все кончено» приходило такое восхитительное, что даже и название трудно подобрать. Если в двух словах – «это ушло, чтобы дать место другому».

Это все к чему? А к пустяку пустячному. Говорила Лелька вчера с любимым. И он спросил, мол, если он, любимый, полетит в космос и там угробится или просто уйдет – что с ней будет? Ну, она и сказала честно, мол, очень его любит-любит, но знает, что жизнь ее на этом не закончится. Продолжится и будет в ней другой мужчина, если он об этом. Обиделся, стал очень внимательно смотреть какую-то фигню в телеке.

А Лелька звонила мудрой подруге и шептала в трубку «Послушай, послушай меня – не значит ли все это, что я опять… Что я опять начала вырываться?»