-
Автор: Тырыпыры 
-
Автор: victoryal@ukr.net
-
Автор: Aноним
-
Автор: Левзея
-
Автор: Левзея
-
Автор: Левзея
-
Автор: Левзея
-
Автор: Perdita Durango
-
Автор: Левзея
-
Автор: Левзея
-
Автор: В.Г.
-
Автор: Дерзкий Гном
-
Автор: Швед
-
Автор: Tenerezza
-
Автор: Каррамба
-
Левзея добавил(а) комментарий к теме Апельсиновый кекс в группе Кулинарный мастер-класс (КМК), 01.02.22 10:03
Всем - к духовкам!!!! )))))))))) ...
-
Левзея создал(а) тему Апельсиновый кекс в группе Кулинарный мастер-класс (КМК), 01.02.22 09:55
Прекрасно подходит для хмурых зимних дней, когда солнце видишь только на картинках или вот так, ...
-
victoryal@ukr.net добавил(а) комментарий к теме Тыквенный суп-пюре в группе Кулинарный мастер-класс (КМК), 22.10.21 16:38
Лучше без картошки с фетой . И базиличку.
Смачнооооо,аж вообще. ... -
JanJan добавил(а) комментарий к теме Тыквенный суп-пюре в группе Кулинарный мастер-класс (КМК), 21.10.21 21:33
А с цветной капустой как делаешь? ...
-
JanJan добавил(а) комментарий к теме Тыквенный суп-пюре в группе Кулинарный мастер-класс (КМК), 21.10.21 21:33
С чесноком не пробовала)) ...
-
Комменарий к
Амаргедец настал ...
(неос)
Живые есть? Слава Украине, чтоб не оставалось сомнений. Несогласных прошу вернуть мои ...
-
Комменарий к
Пациент скорее жив? - Перекличка! ...
(Makita)
Захожу с надеждой на возрождение ...
-
Комменарий к
Пациент скорее жив? - Перекличка! ...
(Makita)
Жаль, очень жаль. Некогда бодрый и популярный ресурс в запустении и ...
-
Комменарий к
Девичник - подлость и глупость.. ...
(Тырыпыры)
Да там невеста девушка явно не из тех подрабатывает на трассе но ...
-
Комменарий к
Амаргедец настал ...
(Gatta)
Мда , завтра годовщина . Год, как ...
-
JanJan
добавил(а) фото в группу
Фейство-2021,
09.04.21 19:39
1 фото из 1
-
soglasnaya
добавил(а) фото в группу
Фейство-2021,
18.01.21 22:23
1 фото из 1
-
soglasnaya
добавил(а) фото в группу
Фейство-2021,
29.12.20 16:34
1 фото из 1
13 Мая 2024
Можно прочитать десятки книг о том, как правильно заботиться о детях, однако ни одна книга не может подготовить женщину к эмоциональному шоку, который случается в тот момент, когда здоровью её малыша что-то угрожает. Причём малышу может быть несколько дней, или несколько месяцев, или 10 лет - возраст не имеет особого значения, мать всё равно будет беспокоиться и бояться, и с замиранием сердца ждать, когда же наконец болезнь отступит и можно будет вернуться к нормальной жизни.
Не буду зря гневить высшие силы - оба моих ребёнка обладают хорошим здоровьем. Однако прокатиться в приёмный покой клиники нам всё-таки доводилось: то старшая лбом приложится к мебельному углу, то младший сломает руку или зубами проверит асфальт на крепость. Таких вещей я не боюсь, может, потому, что в юности была чрезмерно спортивной особой и вечно что-нибудь тянула и ломала.
Однако мне на всю жизнь запомнился тот день, когда сыну сделали операцию по удалению аппендикса. До операции младший несколько дней температурил, мы списали это на лёгкую простуду. В какой-то момент сын пожаловался на боль в животе, справа внизу. Я навострила уши, немного придавила пальцами в указанном месте и по реакции мальчика поняла, что пора ехать к семейному врачу.
Осмотр и анализы показали, что сыну пора на операционный стол, причём немедленно. В редких случаях аппендицит не даёт тревожных симптомов вроде диареи, рвоты и острой боли чуть ли не до самого перитонита, и мой ребёнок попал в число таких пациентов.
Я опущу описание того, как мы боролись с бюрократами в государственной больнице, отказавших нам в приёме из-за того, что у врачей была забастовка, рассказ не об этом. Сидя в машине и укачивая хныкающего сына, я думала о том, что ещё утром он выглядел абсолютно здоровым и беззаботным, играл в футбол, носился на велосипеде. А сейчас пацанёнок не может разогнуться от боли, ему страшно и хочется домой, но вместо этого его везут в другую больницу, где незнакомые люди будут делать с ним какие-то жуткие вещи, и никакие объяснения не могут этот страх отогнать.
А поверх всех стараний успокоить восьмилетку стелился мой собственный ужас перед происходящим, смешанный с чувством вины (как можно было не заметить, что ребёнок нездоров?) и беспомощностью. Было очень трудно донести до сына мысль о том, что выбора-то нет, нужно сдаваться врачам и избавляться от воспалившегося отростка.
Как это водится у греческих врачей, хирург-педиатр не вдавался в подробности операции, только пообещал, что через пару дней нас выпишут и всё забудется, как страшный сон. Если не считать двух родов и мелких травм, тяжёлых проблем со здоровьем и операций у меня не было. И я пообещала сыну, что буквально к следующему вечеру он будет, как новенький, и бояться незачем. Впоследствии он мне это припомнил, с большой обидой (пометка - никогда не врите детям о последствиях вмешательств. Им потом очень трудно вам снова поверить).
Ласковый персонал в частной клинике принял нас, как родных. Сына приготовили к операции и в семь утра отвезли в операционную. Анестезиолог ввёл ему лекарство, я только и успела заметить, как сын отключился. Меня тут же выпроводили из помещения, время превратилось в застывающий цемент, все посторонние звуки, запахи и ощущения исчезли. Сидя в маленькой больничной гостиной, я не отрываясь смотрела на дверь, за которой маленькая команда хорошо обученных людей пыталась спасти моего ребёнка от болезни. И снова на меня накатывало чувство беспомощности, потому что в тот момент я была абсолютно бесполезным для сына человеком.
Сколько времени я там провела - не помню. Помню, как вскочила с места, увидев нашего врача, стягивающего шапочку. "Всё прошло хорошо, мальчик отходит от анестезии, через полчаса поднимем в палату", - быстро сказал хирург и побежал по своим делам. Я думала, что ожидание - это самое трудное, но я опять ошибалась.
Одна из самых кошмарных вещей, которые мне довелось пережить - это ожидание первого глубокого вдоха ребёнка после анестезии. Это похоже на первый вдох после глубокого погружения, маленький человек сильно напуган, не понимает, где находится и не помнит, что с ним произошло. Он чувствует резкую боль, головокружение и обиду на всех, кто находится рядом. Ему обещали, что всё быстро пройдёт, а на деле выходит, что он чувствует себя намного хуже чем вчера, и неважно, что ему говорят.
Я держалась, когда мы бегали по врачам. Держалась, когда сына готовили к операции, держалась, когда ждала врача из операционной. Но когда этот долгожданный вздох всё-таки случился, сын пришёл в себя, заговорил и стало понятно, что самое трудное позади, мои нервы сдали. Я оставила малого с бабушкой и с отцом, и выбежала успокаиваться в коридор.
Глядя на свои трясущиеся руки, судорожно глотая ртом воздух, я уговаривала себя вернуться в реальность. Меня колотило и мутило одновременно. Пробежавшая мимо медсестра вернулась с таблеткой валерьянки и стаканом воды. "Давай, давай, мамочка, вдох и выдох", - потирая моё плечо, приговаривала привыкшая ко всему медсестра. Обычно я на уменьшительно-ласкательные словечки реагирую снисходительно, но почему-то тогда это "мамочка" мне не претило. Я запретила себе плакать, потому что дети боятся родительских слёз ещё больше, чем врачей и их инструментов. Времени особо рассиживаться не было - капризничающий сын выгнал бабушку и папу из палаты и потребовал, чтоб я вернулась.
Удаление аппендицита по меркам врачей - рутинная операция. У лапароскопического метода, которым воспользовался наш врач, много преимуществ, но есть один недостаток. В послеоперационном периоде из-за воздуха, которым накачивают брюшную полость, у пациентов болит плечо (или вся рука). Не могу объяснить точнее, я не медик, но у сына не так болели маленькие швы от введённых инструментов, как болели мышцы плеча. И он взбунтовался, перестал слушать указания хирурга и медсестёр, обиделся на весь свет и на меня в том числе. Обещали-то, что будет лучше!
Ну а дальше началась уже привычная родительская работа: уговори, объясни, покажи. Он должен был встать с постели на следующий день, но боль стала пугалом, парализующим все движения. То, что надо двигаться через боль и страх, до сына не доходило. "Меня никто не понимает, и ты меня не понимаешь", - плакал он. "Мне больно!". Растратив все доводы, я жёстко сказала: "Вся жизнь - это боль!Вставай, сделай три шага до этой стены, и я от тебя отстану, обещаю". Его злость на меня сработала лучше, чем уговоры - он всё-таки встал с постели и сделал эти три шага, попутно кляня меня за дурацкую идею обращаться к врачам.
Вторая самая трудная для матери вещь в таких ситуациях - не сдаваться и быть тем самым монстром, который сквозь боль и сопротивление пихает ребёнка к выздоровлению. И поддаваться жалости к нему и к себе нельзя. А нервы я опять вынесла в коридор. Знакомая уже медсестра сунула мне в карман рубашки леденец из педиатрии, и исчезла в одной из палат.
В конце концов нас выписали, все швы у младшего благополучно затянулись, и он сам об этом приключении почти не помнит. А я иногда думаю - какие же всё-таки должны быть стальные нервы у людей, дети которых страдают тяжёлыми заболеваниями и проводят в госпиталях недели, месяцы, годы? К этому же невозможно привыкнуть. Как они справляются, эти люди, какими, должно быть, дурацкими им кажутся наши повседневные заботки и проблемки?
Нет таких книг, которые могли бы избавить мать от страха за здоровье за своего ребёнка. Нет таких тренингов, которые нас к этому приготовят. И когда что-то идёт наперекосяк, мы первыми мучаемся совестью из-за того, что нервы сдают, и силы быстро кончаются, и хочется поскорей увидеть свет в тоннеле, который, возможно, продлится сотни километров.
В таких ситуациях крайне важно чужое сочувствие. Искреннее сочувствие, не советы и не понукания быть бодрее. Простые вещи, стакан воды вовремя, одно объятие, одно напоминание о вдохе и выдохе, даже само понимание, с каким грузом сейчас человек делает всё для него возможное - уже большая подмога. А дальше мамы со всем справятся сами, найдут способ, уж такие они существа.
Не буду зря гневить высшие силы - оба моих ребёнка обладают хорошим здоровьем. Однако прокатиться в приёмный покой клиники нам всё-таки доводилось: то старшая лбом приложится к мебельному углу, то младший сломает руку или зубами проверит асфальт на крепость. Таких вещей я не боюсь, может, потому, что в юности была чрезмерно спортивной особой и вечно что-нибудь тянула и ломала.
Однако мне на всю жизнь запомнился тот день, когда сыну сделали операцию по удалению аппендикса. До операции младший несколько дней температурил, мы списали это на лёгкую простуду. В какой-то момент сын пожаловался на боль в животе, справа внизу. Я навострила уши, немного придавила пальцами в указанном месте и по реакции мальчика поняла, что пора ехать к семейному врачу.
Осмотр и анализы показали, что сыну пора на операционный стол, причём немедленно. В редких случаях аппендицит не даёт тревожных симптомов вроде диареи, рвоты и острой боли чуть ли не до самого перитонита, и мой ребёнок попал в число таких пациентов.
Я опущу описание того, как мы боролись с бюрократами в государственной больнице, отказавших нам в приёме из-за того, что у врачей была забастовка, рассказ не об этом. Сидя в машине и укачивая хныкающего сына, я думала о том, что ещё утром он выглядел абсолютно здоровым и беззаботным, играл в футбол, носился на велосипеде. А сейчас пацанёнок не может разогнуться от боли, ему страшно и хочется домой, но вместо этого его везут в другую больницу, где незнакомые люди будут делать с ним какие-то жуткие вещи, и никакие объяснения не могут этот страх отогнать.
А поверх всех стараний успокоить восьмилетку стелился мой собственный ужас перед происходящим, смешанный с чувством вины (как можно было не заметить, что ребёнок нездоров?) и беспомощностью. Было очень трудно донести до сына мысль о том, что выбора-то нет, нужно сдаваться врачам и избавляться от воспалившегося отростка.
Как это водится у греческих врачей, хирург-педиатр не вдавался в подробности операции, только пообещал, что через пару дней нас выпишут и всё забудется, как страшный сон. Если не считать двух родов и мелких травм, тяжёлых проблем со здоровьем и операций у меня не было. И я пообещала сыну, что буквально к следующему вечеру он будет, как новенький, и бояться незачем. Впоследствии он мне это припомнил, с большой обидой (пометка - никогда не врите детям о последствиях вмешательств. Им потом очень трудно вам снова поверить).
Ласковый персонал в частной клинике принял нас, как родных. Сына приготовили к операции и в семь утра отвезли в операционную. Анестезиолог ввёл ему лекарство, я только и успела заметить, как сын отключился. Меня тут же выпроводили из помещения, время превратилось в застывающий цемент, все посторонние звуки, запахи и ощущения исчезли. Сидя в маленькой больничной гостиной, я не отрываясь смотрела на дверь, за которой маленькая команда хорошо обученных людей пыталась спасти моего ребёнка от болезни. И снова на меня накатывало чувство беспомощности, потому что в тот момент я была абсолютно бесполезным для сына человеком.
Сколько времени я там провела - не помню. Помню, как вскочила с места, увидев нашего врача, стягивающего шапочку. "Всё прошло хорошо, мальчик отходит от анестезии, через полчаса поднимем в палату", - быстро сказал хирург и побежал по своим делам. Я думала, что ожидание - это самое трудное, но я опять ошибалась.
Одна из самых кошмарных вещей, которые мне довелось пережить - это ожидание первого глубокого вдоха ребёнка после анестезии. Это похоже на первый вдох после глубокого погружения, маленький человек сильно напуган, не понимает, где находится и не помнит, что с ним произошло. Он чувствует резкую боль, головокружение и обиду на всех, кто находится рядом. Ему обещали, что всё быстро пройдёт, а на деле выходит, что он чувствует себя намного хуже чем вчера, и неважно, что ему говорят.
Я держалась, когда мы бегали по врачам. Держалась, когда сына готовили к операции, держалась, когда ждала врача из операционной. Но когда этот долгожданный вздох всё-таки случился, сын пришёл в себя, заговорил и стало понятно, что самое трудное позади, мои нервы сдали. Я оставила малого с бабушкой и с отцом, и выбежала успокаиваться в коридор.
Глядя на свои трясущиеся руки, судорожно глотая ртом воздух, я уговаривала себя вернуться в реальность. Меня колотило и мутило одновременно. Пробежавшая мимо медсестра вернулась с таблеткой валерьянки и стаканом воды. "Давай, давай, мамочка, вдох и выдох", - потирая моё плечо, приговаривала привыкшая ко всему медсестра. Обычно я на уменьшительно-ласкательные словечки реагирую снисходительно, но почему-то тогда это "мамочка" мне не претило. Я запретила себе плакать, потому что дети боятся родительских слёз ещё больше, чем врачей и их инструментов. Времени особо рассиживаться не было - капризничающий сын выгнал бабушку и папу из палаты и потребовал, чтоб я вернулась.
Удаление аппендицита по меркам врачей - рутинная операция. У лапароскопического метода, которым воспользовался наш врач, много преимуществ, но есть один недостаток. В послеоперационном периоде из-за воздуха, которым накачивают брюшную полость, у пациентов болит плечо (или вся рука). Не могу объяснить точнее, я не медик, но у сына не так болели маленькие швы от введённых инструментов, как болели мышцы плеча. И он взбунтовался, перестал слушать указания хирурга и медсестёр, обиделся на весь свет и на меня в том числе. Обещали-то, что будет лучше!
Ну а дальше началась уже привычная родительская работа: уговори, объясни, покажи. Он должен был встать с постели на следующий день, но боль стала пугалом, парализующим все движения. То, что надо двигаться через боль и страх, до сына не доходило. "Меня никто не понимает, и ты меня не понимаешь", - плакал он. "Мне больно!". Растратив все доводы, я жёстко сказала: "Вся жизнь - это боль!Вставай, сделай три шага до этой стены, и я от тебя отстану, обещаю". Его злость на меня сработала лучше, чем уговоры - он всё-таки встал с постели и сделал эти три шага, попутно кляня меня за дурацкую идею обращаться к врачам.
Вторая самая трудная для матери вещь в таких ситуациях - не сдаваться и быть тем самым монстром, который сквозь боль и сопротивление пихает ребёнка к выздоровлению. И поддаваться жалости к нему и к себе нельзя. А нервы я опять вынесла в коридор. Знакомая уже медсестра сунула мне в карман рубашки леденец из педиатрии, и исчезла в одной из палат.
В конце концов нас выписали, все швы у младшего благополучно затянулись, и он сам об этом приключении почти не помнит. А я иногда думаю - какие же всё-таки должны быть стальные нервы у людей, дети которых страдают тяжёлыми заболеваниями и проводят в госпиталях недели, месяцы, годы? К этому же невозможно привыкнуть. Как они справляются, эти люди, какими, должно быть, дурацкими им кажутся наши повседневные заботки и проблемки?
Нет таких книг, которые могли бы избавить мать от страха за здоровье за своего ребёнка. Нет таких тренингов, которые нас к этому приготовят. И когда что-то идёт наперекосяк, мы первыми мучаемся совестью из-за того, что нервы сдают, и силы быстро кончаются, и хочется поскорей увидеть свет в тоннеле, который, возможно, продлится сотни километров.
В таких ситуациях крайне важно чужое сочувствие. Искреннее сочувствие, не советы и не понукания быть бодрее. Простые вещи, стакан воды вовремя, одно объятие, одно напоминание о вдохе и выдохе, даже само понимание, с каким грузом сейчас человек делает всё для него возможное - уже большая подмога. А дальше мамы со всем справятся сами, найдут способ, уж такие они существа.
комментарии:
добавить комментарий
Пожалуйста, войдите чтобы добавить комментарий.