Рандеву

Житель Крайнего Севера Петр Тимофеевич купил двухнедельную путевку в хакасский санаторий «Туманный». И хотя он заранее забронировал путевку, проживание ему досталось не в основном корпусе, а в особняке на четыре номера. Штук пять таких особняков выстроились в ряд в полусотне метров от основного корпуса и чуть ниже. То есть это каждый раз надо было топать пешком в горку или вниз - на процедуры, в столовую там, в клуб, - и обратно, по несколько раз в день, в любую погоду. А погода в августе в Хакасии задалась неважная, все время шли дожди, тропинка была мокрая и скользкая. Петр Тимофеевич в первый же день поскольнулся и так шарахнулся коленкой с больным суставом об эту самую тропинку, что изрыгнутый им громогласный и витиеватый мат долго еще прыгал и скакал между покрытых туманом близлежащих лесистых сопок (этот-то туман и дал название санаторию).
Петр Тимофеевич прихромал в отдел реализации и проникновенно спросил у давешнего менеджера, что вчера втюхал ему этот чертов особняк: можно ли что-то сделать для него в порядке исключения, как для жителя Крайнего Севера. Менеджер близоруко сунул свой мясистый пористый нос в монитор компьютера, пощелкал клавиатурой и с сожалением ответил, что нет, все номера в основном корпусе заняты. Правда, есть вот один свободный, но люксовый, и за него надо прилично доплатить. «Приличие» это оценивалось в десять тысяч.
- Пойдет! – обрадованно сказал Петр Тимофеевич (деньжата у него были – он собирался после санатория еще крутануться по родственникам в Абакан, в Новосибирск, еще кое-куда, отпуск-то у него был северный, трехмесячный, соответственно, и отпускные немалые, хотя жена и выдала ему лишь половину из них, а другую половину заботливо положила на депозит), отслюнил эту несчастную десятку, забрал ключ и пошел обживать свои апартаменты.
Открыл дверь и офигел. Да, это действительно были почти апартаменты. Во всяком случае, не меньше однокомнатной квартиры: с прихожей, ванно-туалетной комнатой, гостиной, спальней с шикарной двуспальной кроватью, с балконом! А еще в номере были холодильник, телевизор, телефон, мягкие диван и два кресла, буфет, весь заставленный посудой. Петр Тимофеевич снял туфли и по мягкому ковру прошел в спальню, присел на кровать, попрыгал. Кровать была упругая, и будила в нем смутные желания. Петр Тимофеевич рассеянно выдвинул шкафчик прикроватной тумбы и уронил челюсть на пол: то ли кто-то оставил, то ли это было заботой персонала, но в шкафчике лежала парочка нераспечатанных презервативов.
- Ни фига себе! – присвистнул Петр Тимофеевич. – Вот это сервис! Интересно, сколько же народу здесь уже перетрахалось до меня?
А еще он подумал: вот бы сейчас сюда его жену Лизавету Григорьевну, уж они бы тряхнули стариной на этой пружинистой и совершенно не скрипучей кровати! Но где Лизавета Григорьевна, и где он?
Однако мы затянули прелюдию к нашему рассказу. Короче, уже в тот же день Петр Тимофеевич, напрочь забыв про свою Лизавету Григорьевну, познакомился с соседкой по их диетическому столу, молодящейся тетенькой лет пятидесяти – практически, его сверстницей. Ее звали Валентина (по отчеству она себя называть не разрешила), и оказывается, она поселилась в том самом особняке, от которого отказался Петр Тимофеевич. А Петр Тимофеевич не преминул прихвастнуть, какие шикарные апартаменты он занимает. Один, совершенно один! И при этом многозначительно поглядывал на свою соседку. А та кокетливо хихикала, делала вид что смущается, и опускала подкрашенные очи долу. В общем, дела у них, похоже, шли на лад. Правда, Петр Тимофеевич насмелился пригласить Валентину «на экскурсию» в свои апартаменты лишь через пару-тройку дней их чисто платонических отношений, как то: степенных бесед в очередях на процедуры, неспешных прогулок вокруг корпуса санатория, больше похожего на какой-то вычурный замок, с романтическими башенками, стеклянными балконами-террасами и прочими архитектурными прибамбасами.
А в тот субботний вечер, после сытного ужина (кормят в «Туманном», кстати, неплохо – в этот раз, например, подавали паровую форель, два вида салатов, блинчики и еще по здоровенному ломтю ярко-красного арбуза), они сходили на танцы, прокружили два тура вальса, и у раскрасневшейся Валентины закружилась голова. Петр Тимофеевич вывел ее, заботливо поддерживая под локоток, из душноватого танцевального зала в холл, и не задавая лишних вопросов, повел Валентину с первого на второй этаж, к своему номеру. Валентина покорно семенила рядом с ним, нервно вздыхая, и эта покорность все больше и больше возбуждала его. Валентина перед этим призналась Петру Тимофеевичу, что уже лет пять как в разводе, а Петр Тимофеевич, в свою очередь, скорбно сообщил ей, что он вдовец. В общем, ничто не препятствовало возникающему между ними роману, логическое и самое желанное продолжение которого сейчас должно было проследовать в шикарном номере Петра Тимофеевича, на его такой зазывно упругой постели.
Но сначала Петр Тимофеевич, как истинный джентльмен, выставил из холодильника заранее прикупленные им в санаторном кафе бутылочку винца, фрукты, конфеты. Они выпили по бокалу вина, потом он неловко, через журнальный столик, притянул к себе Валентину и ткнулся своими сухими жесткими губами в ее мягкие, влажные и призывно полуоткрытые губы. Она ответила на поцелуй и они, не сговариваясь, встали с кресел и через три шага оказались в спальне.
- Потуши свет! – пошептала Валентина, когда Петр Тимофеевич, задыхаясь, повалил ее на постель. – Не спеши, я сама разденусь.
И когда у них все уже вроде бы получилось, Валентина ойкнула и, буквально спихнув Петра Тимофеевича с себя, как была, голышом, побежала… в туалет.
- Ты куда? – запоздало и с недоумением крикнул ей вслед Петр Тимофеевич. Еще не зная, смеяться ему или возмущаться, Петр Тимофеевич вдруг и сам почувствовал резь в животе и ему также срочно захотелось в туалет.
- Валентина, вылазь, мне тоже сюда надо, - осторожно поскребся в дверь туалета Петр Тимофеевич.
- Погоди, миленький, еще немного, - проскулила Валентина из-за двери. – Или сходи пока к соседям…
-Какие, на хрен, соседи! – взорвался Петр Тимофеевич. – Я никого здесь еще толком не знаю. Вылазь, тебе говорят!
Зафырчал сливной бачок, потом зашумела вода в душевой. Петр Тимофеевич, обхватив бурчащий и стонущий на все лады живот руками, заорал:
- Да елки-палки, Валентина, ты что, издеваешься!
Не успела Валентина открыть дверь, как Петр Тимофеевич, отпихнув ее, влетел в туалет и даже не запершись, плюхнулся на унитаз.
- Будешь уходить, просто прикрой дверь! – крикнул он Валентине.
Но Валентина уже снова заблеяла под туалетной дверью:
- Пе-е-етр Тимофеевич, ты скоро?
- Иди к себе! – заорал вне себя Петр Тимофеевич. – Или вон спустись на первый этаж, там у фито-бара есть сортир!
- Не дойду я, - заплакала Валентина. – Чем ты меня таким угостил, паразит?
- Почему я-то? – оскорбился Петр Тимофеевич. – А может, это нас в столовой чем-то несвежим накормили…
Но Валентина, уже, кстати, одетая, не дослушав его, устремилась в туалет. Вот так они и провели остаток этого безнадежно испорченного рандеву, до утра сменяя друг друга в клозете. Потом выяснилось, что не они одни были такие страдальцы в ту ночь – пронесло всех, кто съел арбуз. Он оказался нитратным.
На этом Петр Тимофеевич и Валентина расстались и уже не пытались возобновить отношения. Они даже попросили, чтобы их рассадили по разным столам – такое отчуждение пролегло между ними после той памятной ночи.
А Петр Тимофеевич решил, что это сама судьба указала ему своим перстом: не изменял никогда своей верной и надежной супружнице Лизавете Григорьевне – не хрен было и начинать, не твое это. И уже спокойно и честно, безо всяких поползновений налево, отбыл свой срок в санатории «Туманный» и отправился в дальнейший свой отпускной маршрут…