о себе:
-Я родителям свoего бывшего сильно не нравилась. И сережка у меня в брови, и прописки в городе у меня нет, да еще и курю...
Зато теперь они не нарадуются, наверное. Его новая любовь живет в городе, пирсинга нет...правда есть член и борода...
Но ведь идеальных людей не бывает..." (с) bush
* * *
ххх: ехала на маленьком подъемнике. попросила мне сообщить, когда отцепляться, отцепилась раньше и поехала назад.
ххх: врезалась в другой подъемник, потом меня догнал еще один, я как раз в позе раком цеплялась руками за снег...
ххх: ударилась о чей-то ботинок, потеряла одну лыжу и на одной лыже покатилась в лесок.
ххх: а смотритель в валенках и ушанке бежал за мной с криками: "Девушка, в лес нельзя", а я, чуть не рыдая, кричала: "А я туда и не хочу"... и ехала, и ехала...(c) bush
* * *
"Ангро-майнью присел перед ним на корточки, улыбнувшись, спросил:
— Ты кто?
— Не видишь, что ли, я — кот.
— Кот? А для чего ты нужен?
— Я ни для чего. Я — есть. Это хорошо, — важно заявил кот. — Это красиво."
©Леонид Кудрявцев "Клятва крысиного короля"
невозможное невозможно
08.10.10 20:45 | Добавить в избранное
Зачем нам даются невозможные отношения?
Невозможные не в смысле безответные, а в смысле - практически неисполнимые.
Он, положим, бортмеханик какого-нибудь ледокола «Академик Федоров».
Она – врач-педиатор типичной N-городской больницы №5.
И свела их нелегкая в прокуренном тамбуре поезда Москва-Владивосток, куда «посмотреть страну» оба сбежали от своей обыденности.
Отрезая от невеликого оклада, коим за тяжкий труд награждала их Родина, скопили они средства на этот побег и теперь с нетерпением предвкушали другую картинку за окном и романтику железной дороги. Теоретически они могли встретиться и на пароходе и в самолете и в горах Алтая. Да и быть могли хоть космонавтами, хоть инженерами. Не суть важно. Пусть будет поезд.
Всю неделю, пока состав будет добираться до пункта назначения, можно будет посвятить своим мыслям. Ведь накопилось их предостаточно. Точнее обрывков этих самых мыслей, потому как обдумать их обстоятельно не представлялось возможным, ибо ежеминутно надо было отвлекаться на требования окружающих с ближней и дальней орбиты.
И вот свершилось, наконец.
Она расслабленно выпускает дым в мутное окно тамбура, тушит сигарету и прикасается к прохладной дверной ручке вагона, чтобы вернутся в мягкое купе и приступить к созерцанию пролетающей мимо страны или, точнее, того, что от нее осталось.
Дверь поддается неожиданно легко.
«Ой, простите, я вас не ударил?» - «Нет. Не беспокойтесь. Все в порядке».
Взгляд. Поворот головы. Еще один взгляд. Прицел. Натянутая тетива… Все. Готово.
Довольный Амур потирает потные ручонки и с чувством выполненного долга уматывает пить свою амброзию - дальше разберутся сами.
«А вы тоже едете этим поездом?». Далее следует легкая словесная эквилибристика.
Перемещение в вагон-ресторан, дагестанский коньяк, лимон, салат с оливками.
Разговор перетекает в более личное русло.
Двое, пару часов назад абсолютно чужих людей, вдруг начинают разворачивать друг перед другом свою жизнь, как старый запыленный свиток. Он ей про моря, она ему про больницу. И не смотря на все различия исходных данных, так много общего, ага…
Они старательно обходят вопросы семейного положения, чтобы не заткнуть неловким словом фонтан эндорфинов, который с каждой минутой начинает бить все сильнее. Они включаются в игру, отчасти понимая, что их уже связывает нечто большее, чем просто беседа скучающих попутчиков.
Идут дни. Завтраки, обеды, ужины, карты, города, секс, жадные разговоры, прыгающие с темы на тему, короткий суетливый сон. Так и недождавшиеся тщательного обдумывания мысли лежат забытым грузом где-то на заднем дворе. Они видятся мелкими и неважными на фоне охватившей все их существо лихорадки.
Она начинает говорить первая. Замужем, сын в школу пойдет в следующем году. Муж…просто муж, « и давно нелюбовь, просто чем-то похожие люди». Жажда перемен назрела, но страшно прыгать в неизвестность без парашюта, да и ответственность еще никто не отменял...
Он кивает головой, опускает глаза и молчит. По этому молчанию становится ясно, что его картина жизни настолько похожа на ее собственную, что даже бессмысленно ее озвучивать…
Кажется, она сходит с ума. Тщетно пытается вернуться в образ правильной замужней дамы, но проклятая стрела крылатого карлика уже прочно засела в грудной клетке. И яд, лишающий воли, по капиллярам уже добрался до затосковавшего от рутины сердца.
Он судорожно перебирает в голове способы остановить несущуюся на него цунами реальности. Казавшийся таким правдоподобным мираж тает на глазах и никакая сила не может его удержать. Есть долг и есть совесть.
Последний день. Поезд прибывает в пункт назначения и стрелки их путей расходятся в разные стороны. Нарочито спокойные лица, сдержанные улыбки и только сцепившиеся вместе ладони выдают отчаяние, бетонной плитой придавившее обоих. Телефоны, электронные адреса.
Возвращение обратно на круги своя неотвратимо и неизбежно.
Они еще долго будут писать друг другу длинные письма, звонить тайком от домашних и планировать несбыточную встречу где-то на другом краю планеты. Там, где не будут иметь значения разделяющие их километры и обязательства.
Колесо будет вертеться дальше. Напрасно выпущенная олимпийским хулиганом стрела будет постепенно тлеть, пока не превратится в труху из полуразложившихся воспоминаний. Шрам, оставшийся на ее месте заполируется ежедневными разборами бытовых забот.
Но иногда, поддавшись минутной хандре, они будут задавать себе вопрос – а могло ли все сложится иначе? И правда, могло ли?
Невозможные не в смысле безответные, а в смысле - практически неисполнимые.
Он, положим, бортмеханик какого-нибудь ледокола «Академик Федоров».
Она – врач-педиатор типичной N-городской больницы №5.
И свела их нелегкая в прокуренном тамбуре поезда Москва-Владивосток, куда «посмотреть страну» оба сбежали от своей обыденности.
Отрезая от невеликого оклада, коим за тяжкий труд награждала их Родина, скопили они средства на этот побег и теперь с нетерпением предвкушали другую картинку за окном и романтику железной дороги. Теоретически они могли встретиться и на пароходе и в самолете и в горах Алтая. Да и быть могли хоть космонавтами, хоть инженерами. Не суть важно. Пусть будет поезд.
Всю неделю, пока состав будет добираться до пункта назначения, можно будет посвятить своим мыслям. Ведь накопилось их предостаточно. Точнее обрывков этих самых мыслей, потому как обдумать их обстоятельно не представлялось возможным, ибо ежеминутно надо было отвлекаться на требования окружающих с ближней и дальней орбиты.
И вот свершилось, наконец.
Она расслабленно выпускает дым в мутное окно тамбура, тушит сигарету и прикасается к прохладной дверной ручке вагона, чтобы вернутся в мягкое купе и приступить к созерцанию пролетающей мимо страны или, точнее, того, что от нее осталось.
Дверь поддается неожиданно легко.
«Ой, простите, я вас не ударил?» - «Нет. Не беспокойтесь. Все в порядке».
Взгляд. Поворот головы. Еще один взгляд. Прицел. Натянутая тетива… Все. Готово.
Довольный Амур потирает потные ручонки и с чувством выполненного долга уматывает пить свою амброзию - дальше разберутся сами.
«А вы тоже едете этим поездом?». Далее следует легкая словесная эквилибристика.
Перемещение в вагон-ресторан, дагестанский коньяк, лимон, салат с оливками.
Разговор перетекает в более личное русло.
Двое, пару часов назад абсолютно чужих людей, вдруг начинают разворачивать друг перед другом свою жизнь, как старый запыленный свиток. Он ей про моря, она ему про больницу. И не смотря на все различия исходных данных, так много общего, ага…
Они старательно обходят вопросы семейного положения, чтобы не заткнуть неловким словом фонтан эндорфинов, который с каждой минутой начинает бить все сильнее. Они включаются в игру, отчасти понимая, что их уже связывает нечто большее, чем просто беседа скучающих попутчиков.
Идут дни. Завтраки, обеды, ужины, карты, города, секс, жадные разговоры, прыгающие с темы на тему, короткий суетливый сон. Так и недождавшиеся тщательного обдумывания мысли лежат забытым грузом где-то на заднем дворе. Они видятся мелкими и неважными на фоне охватившей все их существо лихорадки.
Она начинает говорить первая. Замужем, сын в школу пойдет в следующем году. Муж…просто муж, « и давно нелюбовь, просто чем-то похожие люди». Жажда перемен назрела, но страшно прыгать в неизвестность без парашюта, да и ответственность еще никто не отменял...
Он кивает головой, опускает глаза и молчит. По этому молчанию становится ясно, что его картина жизни настолько похожа на ее собственную, что даже бессмысленно ее озвучивать…
Кажется, она сходит с ума. Тщетно пытается вернуться в образ правильной замужней дамы, но проклятая стрела крылатого карлика уже прочно засела в грудной клетке. И яд, лишающий воли, по капиллярам уже добрался до затосковавшего от рутины сердца.
Он судорожно перебирает в голове способы остановить несущуюся на него цунами реальности. Казавшийся таким правдоподобным мираж тает на глазах и никакая сила не может его удержать. Есть долг и есть совесть.
Последний день. Поезд прибывает в пункт назначения и стрелки их путей расходятся в разные стороны. Нарочито спокойные лица, сдержанные улыбки и только сцепившиеся вместе ладони выдают отчаяние, бетонной плитой придавившее обоих. Телефоны, электронные адреса.
Возвращение обратно на круги своя неотвратимо и неизбежно.
Они еще долго будут писать друг другу длинные письма, звонить тайком от домашних и планировать несбыточную встречу где-то на другом краю планеты. Там, где не будут иметь значения разделяющие их километры и обязательства.
Колесо будет вертеться дальше. Напрасно выпущенная олимпийским хулиганом стрела будет постепенно тлеть, пока не превратится в труху из полуразложившихся воспоминаний. Шрам, оставшийся на ее месте заполируется ежедневными разборами бытовых забот.
Но иногда, поддавшись минутной хандре, они будут задавать себе вопрос – а могло ли все сложится иначе? И правда, могло ли?
комментарии:
добавить комментарий
Пожалуйста, войдите чтобы добавить комментарий.