Наслаждение. Райское.

Она лежит в холодильнике уже с месяц, кажется. А может, и дольше. В тот день ожидались какие-то гости и я, несясь домой, вдруг остановилась, почесала в затылке и вспомнила, что будут и барышни. Вот и купила Баунти. Но барышни все больше налегали на шашлыки с луком и соленые помидоры. Так что эта баутнина оказалась невостребованной и затерялась в полярных льдах морозильника. А сейчас я на нее наткнулась. И вспомнила Милку Кляксу.

Клякса была смешная деваха из Симферополя. Как ее занесло во Львов неизвестно. Автостопом, вроде добралась, а потом тусовала по улицам, играла на флейте и ей за это добрые люди давали немудрящую еду. Но давали мало, потому что Ленка безбожно фальшивила. А на тот момент, когда мы познакомились, она уже, можно сказать, устроила жизнь, завела себе серьезного мэна и тут же перекочевала к нему со своей флейтой, фетровой мятой шляпой и рюкзаком, где лежало все кляксино имущество. И зажили они втроем.- мэн, Клякса и мэнская мамаша, которая всегда сидела в своей комнате и носа из этой комнаты не высовывала. Видимо, ей противно было глядеть на свет божий.

Ну а нам с Олежкой было еще не противно, свет божий нас еще радовал, хотя в гастрономах жила одна морская капуста, да и на ту у нас денег не было. И мы ходили к Милке в гости. Там в этой комнате из мебели были только холодильник, стол, стулья и матрац на полу. А еще всюду валялись новенькие колоды карт, потому что мэн кляксин был каталой. То есть профессиональным картежником. Кляксу он по-своему, по-катальи любил и давал ей денег на «булавки». И она на эти деньги покупала книжки - детективные и ужастики. А еще Баунти и Сникерс. Больше ей практически ничего и не надо было.

И вот каждый раз, когда мы к ней приходили, я ждала момента, когда Милка откроет холодильник и замрет перед ним. Иногда она закрывала дверцу, и у меня прямо падало сердце от разочарования. А иногда поворачивалась к нам с широчайшей улыбкой и в руках держала два батончика. Сникерс и Баунти. Милке было приятно выглядеть богачкой, которая может запросто угостить гостей дорогущей едой. Но, с другой стороны, она только недавно ею стала, а до этого бедовала, как и мы. И потому каждый батончик делила пополам, а затем один из пополамов еще на три части. Себе, мне и Олежке.

И это был волшебный вкус. Я даже ладонь облизывала, чтоб уж наверняка все крошки, все шоколадные кусочки подобрать. А иногда Олежка был добрый и давал мне откусить от своей крохотной доли. Кстати, когда Милка не могла или не хотела нас угощать – она охотнее соглашалась дать почитать книжки. И я дома уже, сидя с милкиным Кингом или Бушковым, жутко терзалась, думая, что одно удовольствие куплено ценой другого, пусть и желудочного характера.

Хотя нет, не желудочного. Эти батончики… они были той роскошью, которая обязательно, непременно должна у тебя быть. Как там говорилось? «Без необходимого можно, без лишнего – никак». Иногда я думаю, что без французских духов, которые неизвестно откуда, при полной нашей нищете - были всегда и без этих вот батончиков я бы не выжила. Спасибо Кляксе.

Хотя самой Милке Баунти не помогли. В какой-то момент она поругалась со своим каталой, вернулась в Симферополь, там завела кавалера наркошеского толка и через некоторое время умерла в чужом подъезде от передоза.

И вот я сейчас наткнулась на этот батончик в собственном своем холодильнике и все сразу о ней и о тех временах вспомнила. А затем развернула его и надкусила. И знаете что? Никакого райского наслаждения. Совершенно невкусно. Абсолютно.