группы:
О всех созданиях, прекрасных и удивительных | Мастерущие аж противно | Странолюбки и Путешествоманы объединяйтесь! | Антикикозная |Про Альмодовара
06.06.11 12:33 | Добавить в избранное
Однажды мы с Катькой полюбили Альмодовара.
Началось это, когда мой компьютер отказался выдавать в эфир «Горбатую гору». Видимо, он был гомофобом. И тайно сотрудничал с московским правительством.
И тогда мы посмотрели «Кику».
Мы вот прям посмотрели, перевели дух и поняли, что пришла она. Любовь.
Катька приехала ко мне на лето. У неё были невнятные отношения с коллегой по цеху, уважавшим пиво и не уважавшим стоматологов. У меня как раз закончились внятные отношения с типом, долгое время любившим мой мозг способами, стыдливо вычеркнутыми даже из Камасутры.
В общем, у нас было лето, море и масса свободного времени. Мы могли позволить себе любить кого угодно. Хоть Джорджа Клуни, хоть Винни-Пуха. Жребий судьбы пал на Альмодовара.
Нам сразу захотелось нашего кумира как можно больше. Мы перемещались от одного DVD-магазина к другому и томно требовали себе «что-нибудь из Альмодовара». Нам нравилось смотреть, как лица мальчиков-продавцов превращаются в портреты работы Пикассо.
«Альмодоооовар...» - задумчиво протянул один, почёсывая зачатки бороды и рассматривая мух под потолком – «Не, Альмодовара нет. Аль Пачино есть».
Мы ощущали себя интеллектуалками, киноманками и неформалками одновременно. И от этого наша нежность к дону Педро становилась ещё больше, разрастаясь как лебеда на капустной грядке.
Ситуация с Альмодоваром в городе оказалась нерадостной.
Известный режиссёр был дефицитен как колбаса в перестройку. Дефицитнее него были, может быть, только погонялки для слонов и точилки для мачете.
Сейчас, с безлимитной сетью мне эти проблемы, конечно, так, покурить выйти. Но тогда было туго. Приходилось добывать из-под полы, внимать интимному «завтра привоз товара, мы парочку заказали, могу вам отложить», копаться на развалах уценённых дисков и прочими способами бороться за свою любовь.
Но оно того стоило. Вечером мы бережно укладывали подвяленных солнцем себя на диванчик, предвкушая встречу с нашим кумиром. К кумиру прилагалось вино, фрукты и сыр с плесенью. Как-то нам обоим казалось, что эстетика фильмов требует именно сыра с плесенью. Без плесени впечатление было бы смазанным и неполным.
И потом начиналось кино.
Вообще, рассказать Альмодовара нельзя. Его нельзя рассказать, невозможно просчитать, от него очень трудно не обалдеть. В него ныряешь с головой и выныриваешь как из другой реальности. Сидишь и соображаешь, где ты был последние полтора часа.
Нас затянуло, и мы радостно бултыхались в этой самой альмодоварской реальности, забыв про всё на свете.
Две недели бултыхались.
К концу второй недели организм сказал «хватит». Пищеварительный тракт отказывался усваивать вино и сыр, требуя котлет и водки. Мозг истерично предупредил, что если ему покажут ещё одного, трансвестита, маргинала, извращенца или девиантного служителя культа, он произведёт самоотключение.
В общем, было решено сделать паузу и отвлечься. Отвлечься пошли, разумеется, в кино.
Давали «Крепкого орешка». Четвёртую часть. Мы упали в кресла, погрузились в темноту и уже при первых кадрах тихо заскулили от счастья.
Потому что это было прекрасно. И Брюс Уиллис был прекрасен. Постаревший, усталый, покинутый Деми Мур и всеми волосами, он был по-прежнему Брюс Уиллис.
Как и раньше, перемазан в грязи и кровище и всё с тем же прищуром, которым добыл все свои миллионы. Прищуром, который говорил нам, ну, чо, дурынды? Альмодовар Альмодоваром, но мы-то знаем, кому в астероиде дырку бурить, если чего, ага?
Но самым чудесным было ощущение абсолютного покоя. Мы жевали ириски, задорно комментируя всё прибывающих покойников и крошащиеся друг о друга грузовики, вертолёты, мосты и автострады. Потому что точно знали, что всё будет хорошо. И наши победят и мир не погибнет. И Брюс Уиллис не напялит внезапно женский парик и не начнёт одаривать своего напарника долгоиграющим минетом, не станет совращать монашек, колоть себе запрещённые химические соединения и не ударится в воспоминания о детстве, подпорченном матерью-проституткой.
Нет, он будет вести себя как положено герою. И в конце обязательно скажет что-нибудь ироничное и будет мужественно торчать на фоне полицейских машин с мигалками...
Мы вышли на улицу умиротворённые и ласковые как две панды. Мозг, получивший два часа здорового сна, благодарно нашёптывал разные приятности. Отдохнув всем своим девичьим существом, мы вновь были готовы есть высокое искусство большими ложками. Пожалуй, я бы даже отважилась на что-нибудь из финского кинематографа, до того мне было хорошо.
Примерно тогда я поняла, что Голливуд нужен. Как старые, растянутые точно по заднице джинсы, в которые впрыгиваешь, не глядя, и забываешь, что ниже пояса вообще что-то надето. Потому что невозможно постоянно быть в вечернем платье и на каблуках. И праздник тем и праздник, что бывает нечасто.
А Альмодовар, он да, он - праздник. Его надо по чуть-чуть, маленькими порциям. Как коньяк столетней выдержки. Тогда будет вкусно и удивительно до кончиков пальцев.
Поэтому, если вам сейчас некого полюбить, полюбите дона Педро. Он вас достоин. С ним не бывает скучно, банально, затёрто и глупо. Потому что он невозможно талантлив и разноцветно ярок как лоскутное одеяло и листопад в начале осени.
И ещё.
Он никогда не разобьёт вам сердце. Потому что гей.
Началось это, когда мой компьютер отказался выдавать в эфир «Горбатую гору». Видимо, он был гомофобом. И тайно сотрудничал с московским правительством.
И тогда мы посмотрели «Кику».
Мы вот прям посмотрели, перевели дух и поняли, что пришла она. Любовь.
Катька приехала ко мне на лето. У неё были невнятные отношения с коллегой по цеху, уважавшим пиво и не уважавшим стоматологов. У меня как раз закончились внятные отношения с типом, долгое время любившим мой мозг способами, стыдливо вычеркнутыми даже из Камасутры.
В общем, у нас было лето, море и масса свободного времени. Мы могли позволить себе любить кого угодно. Хоть Джорджа Клуни, хоть Винни-Пуха. Жребий судьбы пал на Альмодовара.
Нам сразу захотелось нашего кумира как можно больше. Мы перемещались от одного DVD-магазина к другому и томно требовали себе «что-нибудь из Альмодовара». Нам нравилось смотреть, как лица мальчиков-продавцов превращаются в портреты работы Пикассо.
«Альмодоооовар...» - задумчиво протянул один, почёсывая зачатки бороды и рассматривая мух под потолком – «Не, Альмодовара нет. Аль Пачино есть».
Мы ощущали себя интеллектуалками, киноманками и неформалками одновременно. И от этого наша нежность к дону Педро становилась ещё больше, разрастаясь как лебеда на капустной грядке.
Ситуация с Альмодоваром в городе оказалась нерадостной.
Известный режиссёр был дефицитен как колбаса в перестройку. Дефицитнее него были, может быть, только погонялки для слонов и точилки для мачете.
Сейчас, с безлимитной сетью мне эти проблемы, конечно, так, покурить выйти. Но тогда было туго. Приходилось добывать из-под полы, внимать интимному «завтра привоз товара, мы парочку заказали, могу вам отложить», копаться на развалах уценённых дисков и прочими способами бороться за свою любовь.
Но оно того стоило. Вечером мы бережно укладывали подвяленных солнцем себя на диванчик, предвкушая встречу с нашим кумиром. К кумиру прилагалось вино, фрукты и сыр с плесенью. Как-то нам обоим казалось, что эстетика фильмов требует именно сыра с плесенью. Без плесени впечатление было бы смазанным и неполным.
И потом начиналось кино.
Вообще, рассказать Альмодовара нельзя. Его нельзя рассказать, невозможно просчитать, от него очень трудно не обалдеть. В него ныряешь с головой и выныриваешь как из другой реальности. Сидишь и соображаешь, где ты был последние полтора часа.
Нас затянуло, и мы радостно бултыхались в этой самой альмодоварской реальности, забыв про всё на свете.
Две недели бултыхались.
К концу второй недели организм сказал «хватит». Пищеварительный тракт отказывался усваивать вино и сыр, требуя котлет и водки. Мозг истерично предупредил, что если ему покажут ещё одного, трансвестита, маргинала, извращенца или девиантного служителя культа, он произведёт самоотключение.
В общем, было решено сделать паузу и отвлечься. Отвлечься пошли, разумеется, в кино.
Давали «Крепкого орешка». Четвёртую часть. Мы упали в кресла, погрузились в темноту и уже при первых кадрах тихо заскулили от счастья.
Потому что это было прекрасно. И Брюс Уиллис был прекрасен. Постаревший, усталый, покинутый Деми Мур и всеми волосами, он был по-прежнему Брюс Уиллис.
Как и раньше, перемазан в грязи и кровище и всё с тем же прищуром, которым добыл все свои миллионы. Прищуром, который говорил нам, ну, чо, дурынды? Альмодовар Альмодоваром, но мы-то знаем, кому в астероиде дырку бурить, если чего, ага?
Но самым чудесным было ощущение абсолютного покоя. Мы жевали ириски, задорно комментируя всё прибывающих покойников и крошащиеся друг о друга грузовики, вертолёты, мосты и автострады. Потому что точно знали, что всё будет хорошо. И наши победят и мир не погибнет. И Брюс Уиллис не напялит внезапно женский парик и не начнёт одаривать своего напарника долгоиграющим минетом, не станет совращать монашек, колоть себе запрещённые химические соединения и не ударится в воспоминания о детстве, подпорченном матерью-проституткой.
Нет, он будет вести себя как положено герою. И в конце обязательно скажет что-нибудь ироничное и будет мужественно торчать на фоне полицейских машин с мигалками...
Мы вышли на улицу умиротворённые и ласковые как две панды. Мозг, получивший два часа здорового сна, благодарно нашёптывал разные приятности. Отдохнув всем своим девичьим существом, мы вновь были готовы есть высокое искусство большими ложками. Пожалуй, я бы даже отважилась на что-нибудь из финского кинематографа, до того мне было хорошо.
Примерно тогда я поняла, что Голливуд нужен. Как старые, растянутые точно по заднице джинсы, в которые впрыгиваешь, не глядя, и забываешь, что ниже пояса вообще что-то надето. Потому что невозможно постоянно быть в вечернем платье и на каблуках. И праздник тем и праздник, что бывает нечасто.
А Альмодовар, он да, он - праздник. Его надо по чуть-чуть, маленькими порциям. Как коньяк столетней выдержки. Тогда будет вкусно и удивительно до кончиков пальцев.
Поэтому, если вам сейчас некого полюбить, полюбите дона Педро. Он вас достоин. С ним не бывает скучно, банально, затёрто и глупо. Потому что он невозможно талантлив и разноцветно ярок как лоскутное одеяло и листопад в начале осени.
И ещё.
Он никогда не разобьёт вам сердце. Потому что гей.
комментарии:
добавить комментарий
Пожалуйста, войдите чтобы добавить комментарий.