о себе:
нежная хамка и брутальная прынцесса
ПИСЬМЕЦ ПОДКРАЛСЯ НЕЗАМЕТНО
01.04.10 05:23 | Добавить в избранное
Со времен запорожцев, пишущих похабности турецкому султану, мало что изменилось. Техника давно на грани фантастики, а люди все пишут и пишут письма старинным дедовским способом.
Сама я успела в своей жизни накорябать не так много писем и те, в основном, Юре Шатунову с деловым предложением «забрать миня к сибе навсигда, я хорошо пою и у миня есть лосины». Но мне писали писем очень много. Особенно по весне.
По весне на редакцию обрушивается водопад продуктов весеннего обострения. Я себе так представляю: зима. Сидят зомби перед теликами, втыкают. Взгляд в никуда, зрачки с булавочную головку. И вдруг – Бэу! (это капля с сосульки упала, если кто не понял). Веснааа! Общий сбор фриков – у дверей редакции газета «Экстра»!
И начинается веселуха! Зомби достают конверты, ручки, припасенные еще с осени, и, высунув язык, начинают воодушевленно писать. А потом «пииисьма, письма лично на почту несут». А те, кому не лень, еще и в редакцию могут зайти. Тетеньки в торжественных рейтузах, дяденьки в парадно-выгребных ханориках, снулые юноши в цветистых прыщах. Потрясти кулачками, погрозиться судом – причем, как земным, так и Страшным.
Чего только не требуют развеселые упыри в своих весенних эпистолах! Кому-то срочно миллион долларов и самолет до Индонезии. Кому-то вынь да положь домашний адрес любовницы Игоря Кваши. Третий ругается матом, что в газете полно бескультурья и ханжества. Четвертый просит показать сериал "Кармелита" с самого начала и срать хотел, что так-то мы печатное издание.
Такие письма я любовно складываю в стопочку, чтобы потом, если меня когда-нибудь шарахнет током, у меня были готовые образцы – как, что, куда и кому писать.
А однажды, в бытность мою нежным бутоном, по весне мне повадился слать письма самый настоящий зэк. Коллективное тюремное творчество в этих папирусах было представлено самыми пышными метафорами. О лютой ненависти и святой любви. О нежной душе, томящейся в заточении, о розах в колючей проволоке.
Быть бы беде, но, слава богам, мой щенячий восторг охладила фотография, присланная примерно письме в пятом. С фотографии на меня, словно хуй из ширинки устрица из раковины, приветливо пялился кариозный монстр невнятного возраста и пола. Надо сказать, в ту пору я любила мужчин бескорыстно: за красивые глаза и железные мускулы. Поэтому сморчок-зэк в мою жизненную концепцию не вписывался никак. Даже за тюремное краснобайство.
Зэки, как правило, держат на «подогреве» порой сразу по нескольку бедных бап. К счастью, после фото у меня упало и обратно не встало. И я прервала эту словесно-криминальную вязь своим грубым и примитивным письмом, где в доступных выражениях давала понять, что урка может идти в сфинктер к дяде Кеше с Красной Пресни. После чего мой цугундерщик обиделся, и, назвав меня волчицей гнусной и мерзкой притом, замолчал.
Самое интересное, что, чем мужчина социально неблагополучнее, тем красивше у него получаются письма. Я знаю, о чем говорю: алкоголики – это мой профиль. «О прекрасная Брунгильда! Ты пронзила мое сердце отравленной стрелой, и я пал, поверженный, к твоим ногам!» - пишет своей возлюбленной подвальный опойца. «Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий…» - изощряется другой мыган. Олигархия писем не пишет. Приходит, пачку денег на стол - и на этом эпистолярий заканчивается, раздвигайте шире ноги.
А нам, обывателям, все-таки рано хоронить почту. Письма пишут, конверты лижут, марки наклеивают. В них, бумажных, а не виртуальных письмах, - человечность. Вот сидел некто, писал, с нажимом да с наклоном, грустный или веселый, с ашипками или без. Согревал это письмо своим теплым дыханием. Потом запечатал, ноги в валенки сунул и по снегу скрипящему да по ветру пронизывающему, накинув легкую куртку, пошел - в ящик бросил. И вовсе он был не зомби с весенним обострением. А простой человек. Допустим, из какого-то села. Где «тырнету» нет, а из «пообщаться» - все уже в город давно уехали. Остались только Васька-Косой да Любка-Бацилла. И моя фотография в газете с шестью большими красными буквами… Эх. Пишите письма, господа!
Сама я успела в своей жизни накорябать не так много писем и те, в основном, Юре Шатунову с деловым предложением «забрать миня к сибе навсигда, я хорошо пою и у миня есть лосины». Но мне писали писем очень много. Особенно по весне.
По весне на редакцию обрушивается водопад продуктов весеннего обострения. Я себе так представляю: зима. Сидят зомби перед теликами, втыкают. Взгляд в никуда, зрачки с булавочную головку. И вдруг – Бэу! (это капля с сосульки упала, если кто не понял). Веснааа! Общий сбор фриков – у дверей редакции газета «Экстра»!
И начинается веселуха! Зомби достают конверты, ручки, припасенные еще с осени, и, высунув язык, начинают воодушевленно писать. А потом «пииисьма, письма лично на почту несут». А те, кому не лень, еще и в редакцию могут зайти. Тетеньки в торжественных рейтузах, дяденьки в парадно-выгребных ханориках, снулые юноши в цветистых прыщах. Потрясти кулачками, погрозиться судом – причем, как земным, так и Страшным.
Чего только не требуют развеселые упыри в своих весенних эпистолах! Кому-то срочно миллион долларов и самолет до Индонезии. Кому-то вынь да положь домашний адрес любовницы Игоря Кваши. Третий ругается матом, что в газете полно бескультурья и ханжества. Четвертый просит показать сериал "Кармелита" с самого начала и срать хотел, что так-то мы печатное издание.
Такие письма я любовно складываю в стопочку, чтобы потом, если меня когда-нибудь шарахнет током, у меня были готовые образцы – как, что, куда и кому писать.
А однажды, в бытность мою нежным бутоном, по весне мне повадился слать письма самый настоящий зэк. Коллективное тюремное творчество в этих папирусах было представлено самыми пышными метафорами. О лютой ненависти и святой любви. О нежной душе, томящейся в заточении, о розах в колючей проволоке.
Быть бы беде, но, слава богам, мой щенячий восторг охладила фотография, присланная примерно письме в пятом. С фотографии на меня, словно хуй из ширинки устрица из раковины, приветливо пялился кариозный монстр невнятного возраста и пола. Надо сказать, в ту пору я любила мужчин бескорыстно: за красивые глаза и железные мускулы. Поэтому сморчок-зэк в мою жизненную концепцию не вписывался никак. Даже за тюремное краснобайство.
Зэки, как правило, держат на «подогреве» порой сразу по нескольку бедных бап. К счастью, после фото у меня упало и обратно не встало. И я прервала эту словесно-криминальную вязь своим грубым и примитивным письмом, где в доступных выражениях давала понять, что урка может идти в сфинктер к дяде Кеше с Красной Пресни. После чего мой цугундерщик обиделся, и, назвав меня волчицей гнусной и мерзкой притом, замолчал.
Самое интересное, что, чем мужчина социально неблагополучнее, тем красивше у него получаются письма. Я знаю, о чем говорю: алкоголики – это мой профиль. «О прекрасная Брунгильда! Ты пронзила мое сердце отравленной стрелой, и я пал, поверженный, к твоим ногам!» - пишет своей возлюбленной подвальный опойца. «Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий…» - изощряется другой мыган. Олигархия писем не пишет. Приходит, пачку денег на стол - и на этом эпистолярий заканчивается, раздвигайте шире ноги.
А нам, обывателям, все-таки рано хоронить почту. Письма пишут, конверты лижут, марки наклеивают. В них, бумажных, а не виртуальных письмах, - человечность. Вот сидел некто, писал, с нажимом да с наклоном, грустный или веселый, с ашипками или без. Согревал это письмо своим теплым дыханием. Потом запечатал, ноги в валенки сунул и по снегу скрипящему да по ветру пронизывающему, накинув легкую куртку, пошел - в ящик бросил. И вовсе он был не зомби с весенним обострением. А простой человек. Допустим, из какого-то села. Где «тырнету» нет, а из «пообщаться» - все уже в город давно уехали. Остались только Васька-Косой да Любка-Бацилла. И моя фотография в газете с шестью большими красными буквами… Эх. Пишите письма, господа!
комментарии:
добавить комментарий
Пожалуйста, войдите чтобы добавить комментарий.