А она есть

Га. ГА! – орут гуси на внимательных шеях. Никто и не слышит их, бестолковых. Яблоко налилось и ждет, с ветки глядя. Стрекоза волнуется и умирает, воробью всё равно. Когда-то, когда мир только задумывался, и в мыслях ничего такого ни у кого не было. Думали сделать просто банку с микробами. Побродят-побродят, да и выделят нужный химреактив. Завлабараторией Кошкин тогда еще халат свой облил синим и сказал: «Вот, бля, банка, облился… Пускай здесь постоит, глянем, чего выделится…». С тех пор несколько миллиардов лет прошло, банку выплеснули во двор, и новая форма жизни под листьями прошлогодними и закопошилась. Выдумывать не стали сильно, все названия оставили старые, уклад тот же. Это наш мир, который как мир и не существует толком, но наш. За это мы и привыкли к нему, как к родному, за это и назвали его «землею пушистою», потому и «людьми» называем друг друга.

Однажды, Палыч без жены остался. Недели на две, наверное, но это не точно. Купил 3 бидона пива, да ошибся. И не жарко вроде было, да разморило и песня вылилась. Так и пришли к Палычу сослуживцы его бывшие и надежные друзья в трениках и очках Виталий с Денисою. Так и остались до утра росистого лавкой скрипеть на террасе да тапки под столом нога об ногу снимать. Утром росистым вышел Палыч к колодцу за водой, и не стало его, Палыча, пьяного, безобидного, воды жаждущего. Все плакали. И собака, как чувствовала особое что-то, негласное, выла до росистого утра дня следующего. Ушел Палыч. Ничего не унес с собой, кроме мечтаний о румяном внуке на руках да о мопеде «Карпаты», на рыбалку ездить.

…После того, как банку во дворе перевернули, сложно о судьбе знать. А она Есть…