Возвращение. Глава четвертая.

Она и сама чувствовала, что с ней что-то происходит. На месте плоской груди появились и побаливали два небольших бугоркa, а под мышками и в паху начали расти тонкие волоски. Кроме сапогов с опушкой, на Новый год мама подарила Ларе первый в ее жизни бюстгалтер, о котором Борька ничего не знал, так как Лара прятала его каждый вечер в шкаф, а не оставляла на стуле с остальной одеждой.
В классе мальчики относились к ней, как к своей, не дергали за волосы и не стреляли в нее маленькими, похабного содержания, записочками, как было с другими девочками. Если раньше Ларе это нравилось и она даже чувствовала себя выше остальных девочек с их глупым хихиканьем на переменах, то теперь такое отношение противоположного пола ее даже слегка обижало. Она по-долгу смотрела на себя в зеркало и не видела ничего, что могло помешать ей нравиться мальчикам, худенькая, глаза большие. «Ну, рыжая, конечно...»- с досадой отмечала она.
Среди книг по школьной программе, которые Лара читала без разбора и свои и Борькины, ей попался «Дубровский». События пушкинского произведения взволновали все ее девичье нутро. Это было что-то абсолютно новое, совершенно непохожее ни на «Каштанку» и «Теплый хлеб» с пронзительной жалостью к животным, ни на «Остров сокровищ» или «Тома Сойера» с опасностями и приключениями. Внутри росли и раскрывались удивительные непознанные  чувства, задевались глубинные тонкие нити. «Пылающие уста» Марьи Кирилловны и «страстные речи» Дубровского  приводили Лару в трепет. Походы на поле и игры в снежки стали казаться ей детскими и неинтересными, а зима предоставляла прекрасные долгие вечера для чтения.
Борька удивлялся поведению сестры,  не понимал, как ей могут быть интересны девчачьи анкеты, передаваемые по классу и дурацкие разговоры про «кофточки-шмофточки» и долго отказывался признавать, что Лара принадлежит к хихикающему и шушукающемуся миру девочек, а не к их интересному-мальчишескому. Он стал замечать, что у нее появились секреты и что каждый вечер перед сном она что-то прячет в шкаф. Борьку разбирало любопытство и однажды, когда сестра, переодевшись в пижаму, спустилась вниз умываться, он, стараясь не скрипеть дверцей, открыл шкаф. В дальнем углу Лариной полки лежал маленький белый комочек. Борька достал его и аккуратно развернул. «Ну и гадость! Лифчик!»-мальчик отбросил от себя неприличную вещь. «Не может быть, чтобы Лара... Она что это на себя одевает? А у нее что, уже есть на ЧТО?» От этих мыслей Борьке стало противно. Он двумя пальцами,словно боясь испачкаться, поднял бюстгалтер с пола и быстро затолкал назад в шкаф. После того, как Боря таким образом обнаружил наличие у сестры «личной» жизни, он решил, что «как пацана» они ee окончательно потеряли.  
  Весной к Ларе попала сильно потрепаная книжка в мягкой обложке, которую девочки передавали между собой под партами. Это была «Бессонница в ожидании любви» Соковни. Лара не могла оторваться от этой зачитанной книжицы, в которой ей открылась любовь, описаная простым, доступным языком. Героями были обыкновенные старшеклассники с их первыми несмелыми и такими понятными чувствами, а не князья и помещичьи дочки, в существование которых в далеком прошлом, вообще верилось с трудом. Тут все было реально до слез, до обгрызенных при чтении ногтей, до учащающегося дыхания и до невозможности уснуть по ночам.
Дочитав книгу, Лара еще несколько дней не могла ее вернуть. Скучая по героям, к которым успела привязаться, она снова и снова перечитывала  особенно понравившиеся отрывки. Впечатлений был целый фейерверк, разрывающийся внутри тысячами ярких искр, но не находящий пока выхода наружу.
Последняя четверть прошла для нее в переживании собственного взросления и невозможности поделиться этим с Борей. Лара чувствовала, что теряется тонкая связь с братом, казавшаяся раньше самo собой разумеющейся. Весь следующий учебный год Лара влюблялась поочереди во всех мальчиков класса. Но влюбленности эти быстро проходили, слишком хорошо она знала каждого из ребят, с которыми училась с первого класса. Да и они считали ее другом и союзником, имеющим доступ к закрытому для них миру девочек, и частенько расспрашивали, что о них говорит та или другая, что вызывало у Лары  снисходительную улыбку и напрочь рассеивало все романтические чувства.


Женька проснулся рано и сейчас сидел у окна, наблюдая, как тает темнота и проявляются, обретая объем, силуэты деревьев и домов. Собираться в школу можно было начинать, как минимум, через час и он просто смотрел на мокрый и притихший после прошедшего ночью дождя город, проступающий в утреннем свете.
В этом году Женька снова пошел в седьмой класс. Всю прошлую зиму он пролежал в больнице с тяжелым воспалением легких, а после еще два месяца восстанавливал дома силы. Его не перевели в следующий класс, так как, почти две четверти в классном журнале напротив его фамилии стояло неизменное «н» и Женька остался на второй год. Быть второгодником было неприятно. Во-первых, он попал в другой класс, где был новеньким, во-вторых, слово «второгодник» было клеймом двоечникoв, а Женька учился вполне прилично, что теперь нужно было всем доказывать. Но сейчас он думал совсем не об этом. Он ждал каждого школьного дня только для того, чтобы со своей последней парты смотреть на тонкую подвижную спину с копной падающих на нее тяжелым медом рыжих волос. В этом новом седьмом «Д» училась Лара Гринберг. Женька заметил ее еще на линейке первого сентября. Стояла чуть в стороне от остальных девочек и болтала с ребятами, которые смеялись и то толкали ее в плечо, то шлепали с размаху по подставленной ею ладони, словно она была одной из них.   
Женька не сразу понял, что Лара занимает в классе особое место между девочками, с которыми она обменивалась многозначительными взглядами и улыбками на уроках и мальчиками, принимающими ее за свою и даже позволяющими себе ругаться и неприлично плеваться в ее присутствии.
Лара обладала удивительной некукольной красотой. Узкое скуластое лицо, большие синие глаза, в которых плясали искры не то безобидной веселости, не то насмешливости. Вся окружена свечением золотистой кожи и меди волос. Женька перекатывал на языке ее имя, пытаясь понять, как же к ней подступиться. Бросить ей на парту записку, как делали другие мальчишки, чтобы пригласить девочку на свидание, казалось ему глупым. Лара была другая, без кокетства и жеманности, раздражавших его в девчонках. «Что же придумать?..»
Хрупкая хрустальная тишина за окном дрожала в ожидании голосов первых птиц и дрожь эта передавалась Женькиному телу.