о себе:
Тикированный гибридус
Шустерман
16.01.12 15:57 | Добавить в избранное
Была очень снежная зима, не то, что сейчас. Снег валил когда ему вздумается и в любых количествах. Потоки машин на дорогах, целеустремленные, как стаи леммингов, увязали в снегу, стопорились, громоздились, терпеливо ждали. Каждое вьюжное утро мы бегали на работу потемну за три-четыре километра, и приморские ветра хлестали по лицу словно мокрым ледяным полотенцем, и город ложился под ноги всеми изгибами, извивами, подъёмами, сугробами, заносами. Была зима, была любовь, были друзья и водка - было всё, кроме денег. Была юность.
Утром четырнадцатого февраля царило непривычное безветрие и тишь. Пухлое серое небо висело над городом, таилось, замышляло. К обеду полетели первые снежинки, вторые, стопятисотые, и вскоре ничего было уже не разглядеть сквозь белую ровную царственную пелену. Это был роскошный снег, сказочный - такого город не видел уже давно. В три часа руководство прониклось и отпустило планктон по домам.
Мы с Олегом - тёзкой и одноклассником моего мужа - вышли из банка и встали на крыльце под навесом, глядя на летящие хлопья и не зная, как распорядиться бесценным даром.
"Поехали к нам, - предложила я. - Олег уже дома. Можно встретиться возле супермаркета".
В супермаркете было всё, что нужно для счастья - водка, горилка, коньяк, салаты и чипсы. И мы купили всё! И, пьяные от счастья, тащили охапки пакетов, ковыляя по сугробам сквозь плотную белую завесь, и доброе небо тихо смеялось и дарило нам снег, и снег, и снег...
Бокал. Ещё бокал. И ещё. Мы быстро надышали и накурили в нашей выстуженной гостинке, и внезапно стало так тепло и хорошо, что мы забыли обо всём на свете. Включили "Футураму", пили, трепались, смеялись. В клетке в углу комнаты, тоже добрый и радостный, уютно скрёбся хомячок, разбрасывая опилки. Блэкджек и шлюхи. Убить всех человеков. Зепп Бранниган трахал Лилу. Мы пили и ржали, пили и пели, и "карусельки" нам были не страшны.
- А под вечер, когда все напились-наелись
И дедушка Шон отошёл поблевать,
Старики о политике начали спорить,
А молодёжь начала танцевать...
Шесть недель потратил я в Дублине!
Мы выпили всё, что могли, а посылать за ещём было некого. Путаясь в ногах, я взяла клетку с хомячком и отнесла в туалет, чтобы не мешал спать. Миски и бутылки остались на столе, погас свет, затих компьютер, кончен бал. Сквозь сон я слышала, как Олег-коллега пробирается в туалет, закрывается там и сдавленно рычит.
Хомячка звали Шустерман. Он был уже немолод. И эта ночь была одной из самых неприятных в его хомячьей жизни.
Как он глядел на меня поутру из своей клетки...
Из комнаты доносился нестройный храп дуэтом, я стояла в туалете и оглядывала царивший там разгром. Олег всю ночь передавал привет дедушке Шону и периодически промахивался, да так, что досталось и Шустерману. Потом он, видимо, решил навести порядок - пол был залит водой, а в углу валялись мокрые и грязные мужские брюки.
Я села на крышку унитаза и долго, тихо и страшно смеялась пересохшим горлом. Рабочий день начинался ровно через час.
Шустерман смотрел на меня и жалостливо моргал.
...Всего на пару часов опоздали мы тогда на работу. Впрочем, в то утро опоздали все. Олег в отстиранных, высушенных и отглаженных брюках носился по банку и кричал в телефон что-то по-китайски, будто и не пил вчера. Вдруг, отвечая на очередной звонок, он остановился, осёкся, улыбка сошла с вытянувшегося лица.
Умер его друг. Накануне. Когда мы праздновали первую снежную сказку и предпоследний праздник зимы.
В тот день я больше не видела Олега. Не видела и потом, целую неделю.
Больше он с нами не пил.
Всё когда-нибудь заканчивается. Через год умер Шустерман. До весны мы положили его в морозилку, а потом, когда земля оттаяла, закопали его в парке Минного городка, на пригорке, среди цветов и трав. Сдулась "Футурама". Женился Олег. Мы завели двух котов и ещё много хомяков и песчанок. Все наши грызуны живут долго и счастливо и умирают от старости.
Но бесснежной, пыльной, ветреной зимой снова и снова вспоминается тот день - четырнадцатое февраля - и тихие сказочные белые хлопья с неба.
Попроси для нас у неба снега, Шустик. Нам так нужен снег.
Утром четырнадцатого февраля царило непривычное безветрие и тишь. Пухлое серое небо висело над городом, таилось, замышляло. К обеду полетели первые снежинки, вторые, стопятисотые, и вскоре ничего было уже не разглядеть сквозь белую ровную царственную пелену. Это был роскошный снег, сказочный - такого город не видел уже давно. В три часа руководство прониклось и отпустило планктон по домам.
Мы с Олегом - тёзкой и одноклассником моего мужа - вышли из банка и встали на крыльце под навесом, глядя на летящие хлопья и не зная, как распорядиться бесценным даром.
"Поехали к нам, - предложила я. - Олег уже дома. Можно встретиться возле супермаркета".
В супермаркете было всё, что нужно для счастья - водка, горилка, коньяк, салаты и чипсы. И мы купили всё! И, пьяные от счастья, тащили охапки пакетов, ковыляя по сугробам сквозь плотную белую завесь, и доброе небо тихо смеялось и дарило нам снег, и снег, и снег...
Бокал. Ещё бокал. И ещё. Мы быстро надышали и накурили в нашей выстуженной гостинке, и внезапно стало так тепло и хорошо, что мы забыли обо всём на свете. Включили "Футураму", пили, трепались, смеялись. В клетке в углу комнаты, тоже добрый и радостный, уютно скрёбся хомячок, разбрасывая опилки. Блэкджек и шлюхи. Убить всех человеков. Зепп Бранниган трахал Лилу. Мы пили и ржали, пили и пели, и "карусельки" нам были не страшны.
- А под вечер, когда все напились-наелись
И дедушка Шон отошёл поблевать,
Старики о политике начали спорить,
А молодёжь начала танцевать...
Шесть недель потратил я в Дублине!
Мы выпили всё, что могли, а посылать за ещём было некого. Путаясь в ногах, я взяла клетку с хомячком и отнесла в туалет, чтобы не мешал спать. Миски и бутылки остались на столе, погас свет, затих компьютер, кончен бал. Сквозь сон я слышала, как Олег-коллега пробирается в туалет, закрывается там и сдавленно рычит.
Хомячка звали Шустерман. Он был уже немолод. И эта ночь была одной из самых неприятных в его хомячьей жизни.
Как он глядел на меня поутру из своей клетки...
Из комнаты доносился нестройный храп дуэтом, я стояла в туалете и оглядывала царивший там разгром. Олег всю ночь передавал привет дедушке Шону и периодически промахивался, да так, что досталось и Шустерману. Потом он, видимо, решил навести порядок - пол был залит водой, а в углу валялись мокрые и грязные мужские брюки.
Я села на крышку унитаза и долго, тихо и страшно смеялась пересохшим горлом. Рабочий день начинался ровно через час.
Шустерман смотрел на меня и жалостливо моргал.
...Всего на пару часов опоздали мы тогда на работу. Впрочем, в то утро опоздали все. Олег в отстиранных, высушенных и отглаженных брюках носился по банку и кричал в телефон что-то по-китайски, будто и не пил вчера. Вдруг, отвечая на очередной звонок, он остановился, осёкся, улыбка сошла с вытянувшегося лица.
Умер его друг. Накануне. Когда мы праздновали первую снежную сказку и предпоследний праздник зимы.
В тот день я больше не видела Олега. Не видела и потом, целую неделю.
Больше он с нами не пил.
Всё когда-нибудь заканчивается. Через год умер Шустерман. До весны мы положили его в морозилку, а потом, когда земля оттаяла, закопали его в парке Минного городка, на пригорке, среди цветов и трав. Сдулась "Футурама". Женился Олег. Мы завели двух котов и ещё много хомяков и песчанок. Все наши грызуны живут долго и счастливо и умирают от старости.
Но бесснежной, пыльной, ветреной зимой снова и снова вспоминается тот день - четырнадцатое февраля - и тихие сказочные белые хлопья с неба.
Попроси для нас у неба снега, Шустик. Нам так нужен снег.
комментарии:
добавить комментарий
Пожалуйста, войдите чтобы добавить комментарий.